Произошло то, что произошло: восемью из двенадцати голосов Никита Морозко был признан невменяемым и отправлен на принудительное лечение в психиатрическую больницу №17. Профессор Синельников снова помог беспредельной шпане уйти от наказания, договорившись насчёт суда присяжных, сделав нужные медицинские справки, и наняв опытного адвоката, заморочившего голову присяжным заседателям. И теперь набирает очки перед электоратом, публикуя статьи о том, что его усилиями «Россия становится правовым государством».
Рашид Галеев пришёл к Давиденко просить содействия в решении этой проблемы. В красках обрисовав зверства Никиты Морозко, ужасающую тупость присяжных заседателей, подобрался к главной причине творящегося беззакония – профессор Синельников.
- Есть такое дело, – кивнул присутствуюший при разговоре Паперно.
- Иосиф Григорьевич, – продолжил Рашид, – мы имеем дело с самым настоящим идейным идиотом. Есть, конечно, доля нашей вины – попустительство правоохранительных органов, но, если б не вмешательство Синельникова, суд бы вынес справедливый приговор. Оговорюсь: нормальный суд, профессиональный судья, а не сборище засушенных каракатиц, собранное его стараниями. Учителки, бухгалтерки, повара, кассиры, прочие слезливые дуры – какой же это суд?! Суд присяжных – это лазейка для того, чтоб избежать справедливого наказания. На свободу выходят 20% тех, кого судит суд присяжных, в то время как те, кто оказывается в руках судьи-профессионала, оправдан будет один из двухсот. Наше общество не готово к этому демократическому завоеванию. Морозко виновен, тут вопросов вообще нет. Что касается его психического состояния – тут какая-то махинация. Да и какая к черту разница, шизофреник он или нормальный человек, если его нужно изолировать от общества, держать в клетке!? В условиях колонии эта задача достижима, а из психушки он убежит, или профессор подсуетится и освободит, как в прошлый раз.
Иосиф Григорьевич посмотрел на своего зама, как бы спрашивая совета.
- Чокнутый профессор вконец уже ахуел, – подтвердил тот.
Тогда Давиденко перевёл взгляд на Галеева:
- Никогда нельзя недооценивать предсказуемость тупизны. Знал же, что может выйти осечка с судьями, зачем заранее не обратился.
Галеев не нашёл, что ответить, и Давиденко продолжил.
- Я перед тобой в долгу, Рашид, твоя проблема – это моя проблема. Но ответь мне: за три года ты ни разу не обращался ко мне, и сейчас приходишь с вопросом, не касающимся продвижения по службе, или чего-то такого, что было бы нужно лично тебе. Или я чего-то недопонимаю?
- Мне нужно, чтобы Отморозко получил по заслугам, а чокнутый профессор – не мешал бы следственным органам.
- Считай, что твоя просьба выполнена. Оставь бумаги, я отзвонюсь по результатам.
Галеев выложил на стол две папки с документами, пожал протянутую ему руку, и вышел из кабинета. Когда Паперно, обсудив свои дела, оставил его одного, Иосиф Григорьевич вынул из тумбочки конверт. Раскрыл его, проверил, всё ли на месте. Порядок, всё тут: фотография будапештской виллы Николая Моничева, его лимузина, сам он в разных ракурсах на улицах венгерской столицы – там, где его и не думали искать.
Вынув листок с его адресом и другими контактными данными, Иосиф Григорьевич написал на обратной стороне две фамилии – Морозко и Синельников. Подумав, вычертил чёрным маркером вокруг первой прямоугольник – так же, как и вокруг фамилии «Моничев». Напротив слова «Синельников» появился вопросительный знак и пометка «дурдом, 17-я б-ца!?»
После этого набрал Каданникова. Соединившись, сказал:
- Влад, у меня тут накопились вопросы.
- Куда мне подъехать, Иосиф Григорьевич?
|
