Марина была неравнодушна к Андрею. Не то, чтобы она встречала его в нижнем белье и с кроваво-красной розой за ухом. Но она предпринимала максимум усилий, чтобы вытащить Андрея из беды. Он был для неё нечто большее, чем шеф и любовник, их связывали многолетние дружеские отношения. Они познакомились, работая в Алкон Фармасьютикалз, американской компании, специализирующейся на производстве фармпрепаратов, хирургических расходных материалах и медицинского оборудования. Она работала региональным менеджером по Северо-Западному региону, он занимал аналогичную позицию – в Южном регионе. Встречались на сэйлз-митингах в Москве, Петербурге и трэйнингах, в том числе зарубежных (в Будапеште, Милане, и др). У неё была такая шикарная попа, что все едва успевали поднимать с пола челюсти, и Андрей активно соблазнял прелестницу, но безуспешно – у Марины на этот счёт была принципиальная позиция: никаких личных отношений с коллегами! Она носила строгие деловые костюмы и строила из себя крутую суку. Работа в Алконе проходила в постоянном вожделении откусить кусочек от лакомого тортика. После увольнения Андрея они не поддерживали связь, и совершенно случайно встретились год спустя в Петербурге (Андрей уже перебрался в северную столицу) в спортклубе «Планета Фитнес» на Набережной Робеспьера. И она, не устояв перед невиданным доселе натиском, уступила. К тому же они уже не были коллегами, поэтому её принципы не пострадали.
Она была несвободна, но её муж проживал в США, и семейной жизни как таковой не было. Виделись они нечасто, два-три раза в год, в основном на курортах. Единственным связующим звеном была их дочь. Ему представился редкий шанс устроиться в Штатах, на неплохую должность, и он им воспользовался. Он звал Марину, она к нему приезжала, какое-то время жила вместе с ним, но не пожелала там остаться – по целому ряду причин. Во-первых, ей показалось там слишком скучно и непривычно. Ей быстро надоело в спокойном таунхаусе среди дубовых соседей, которые друг с другом никак не общаются, где ничего не происходит и единственным развлечением являются чинные посиделки с коллегами мужа раз в неделю. Она заскучала по бурным петербургским тусовкам. Тем более, в США никто не собирался её трудоустраивать и она смутно представляла себе свою трудовую карьеру на чужбине.
Итак, она вернулась в Петербург, и семейная ситуация подвисла в неопределенности.
И в этот момент ей подвернулся Андрей. Который находился примерно в таком же положении, что и она. Он переехал из Волгограда в Петербург, и его жена не торопилась последовать за ним. Они виделись примерно раз в месяц, когда он приезжал по делам своей волгоградской фирмы.
Андрей сманивал Марину к себе на работу, но она отшучивалась, что тогда придётся прекратить их отношения. Но когда ей пришлось уволиться из Алкона (её уличили в том, что она получает комиссионные от дилерской компании), это предложение стало актуальным. И она устроилась к Андрею. Они стали коллегами, и при этом у них были отношения. И Марина пришлось договариваться со своей совестью: в самом деле, надо брать шире, рассматривать проблему комплексно – если бы она занималась коммерцией и не встречалась бы с коммерсантами, это было бы как если бы парень-гей не спал с парнями-геями. Так что в некотором смысле коммерция для неё – ещё и сексуальная ориентация.
Конечно, ей хотелось, чтобы личная жизнь каким-то образом стабилизировалось. И если бы они с Андреем съехались и создали семью… Но ей было уже далеко не 18 лет, чтобы верить в сказки. В свои тридцать она усвоила: мужчины как общественные туалеты – они либо полны говна, либо не функционируют, либо уже кем-то заняты. Её устраивала работа на Совинкоме, где она получала, помимо оклада, приличные комиссионные. И свою первоочередную задачу она видела не в том, чтобы форсировать развитие событий в какую-то непонятную сторону, а сохранить то, что есть. Поэтому она не подталкивала Андрея к какому-то решению, а создавала такую комфортную для него обстановку, чтобы он мог спокойно обдумывать и размышлять, как ему лучше. Тем более, муж Марины не сидел сложа руки а активно помогал деньгами и нет-нет навещал семью и изображал какие-то семейные отношения.
Итак, Марина предприняла всё возможное и невозможное, чтобы раскачать Финкельштейна на то, чтобы он таки купил за живые деньги зависший товар. За сексапильной внешностью успешно работающей мамы скрывался темперамент уровня самого премьер-министра, с помощью которого можно сравнять с землёй весь Петербург.
Когда в назначенное время она подъехала к Управлению тыла Ленинградского военного округа около Витебского вокзала, то находилась в полной уверенности, что всё получится. Финкельштейн был на редкость мутным типом, но по настойчивости, с которой он тормошил её, Марина поняла, что у него горит задница в связи с предстоящей проверкой и дело с приобретением товара уже решённое, вопрос лишь в цене.
Она заглушила мотор, вынула ключ из замка зажигания, открыла дверь. Её нога ступила на тротуар. И тут она заметила, что сихронно с ней раскрылись двери замызганной «девятки», припаркованной напротив входа в Управление ЛенВо. Всё это показалось подозрительным. А когда она вышла и закрыла с брелка двери своей Хонды, а трое парней, вышедшие из «девятки», решительно направились в её сторону, то подозрительность переросла в страх.
Марина не успела сделать и двух шагов в направлении входа в здание, когда парни, подлетев вплотную, обратились к ней с недружелюбными речами:
- Значит так, сука бля! Я сначала тебя вскрою, разберу на запчасти, потом говно твое раскидаю по кустам, а потом, сука, за это сяду, и мне похуй, бля!!! Вызывай мусоров, сука!!! Вызывай, блядина!!!
Парни орали, распаляя себя классическим образом, каковой блатные называют «попер буром».
- Кто такая? Какого хуя ты тут делаешь! А ну залезла в тачку и съебала отсюда!
Для убедительности один из них толкнул её в плечо, а другой стал бить ногами по Хонде. Не помня себя от страха, Марина забралась в салон, дрожащими руками-ногами управляя машиной, стала выруливать. Изрыгая угрозы и дикую брань, парни продолжали пинать Хонду еще метров десять.
Выехав на Загородный проспект, она втопила педаль газа в пол, и лишь свернув на Звенигородскую улицу, обрела способность что-то соображать. Оказавшись в безопасности, она подумала, что же теперь будет с реализацией зависшего склада. Остановившись на обочине, она вытащила трубку и набрала Андрею.
- Они набросились на меня, я еле ноги унесла, уроды, гопники! – закричала она в трубку ещё до того, как абонент ответил. – … я еле ноги унесла, уроды, гопники! Скоты, меня встретили возле Управления… Андрей, ты меня слышишь!
|
