Реальные истории Rotating Header Image

Татьянин день – страница 25

падающий снег – за Андреем шла Таня. Ему стало трудно дышать; снежный туман стоял вокруг него – и всё, что затем произошло, случилось помимо него и вне его: ему было трудно говорить, и голос Тани доходил до него словно издалека.
- Такой быстрый, за тобой не угонишься.
- Сейчас поймаю такси и поеду домой спать – у меня самолет в шесть утра.
- Ты уже улетаешь? А почему ты не позвонил, что приехал?
- Я буквально туда-обратно, весь день на ногах.
Андрей отвечал, говорил, и огорчался из-за того, что все произносимое им было неправильно и не соответствовало его чувствам. Таня пристально смотрела на него, и на секунду в ее зрачках промелькнула досада, когда стало понятно, что она не сможет вывести его из состояния мгновенно наступившего оцепенения.


Они шли вместе, Таня держала Андрея под руку; вокруг был снег, падающий крупными хлопьями. Когда дошли до ее дома, она высвободила руку. Они остановились. Ей нужно было идти в арку, ему – дальше, на проспект Ленина, где можно было поймать такси.
- А-а, мама уже спит, – сказала она, будто опомнившись.
И, подойдя к нему вплотную, взяла двумя руками за воротник его дубленки:
- Пойдем ко мне.
В тумане перед собой Андрей видел ее неподвижное лицо – казалось, оно не рядом, а на довольно большом расстоянии. Он не двинулся с места.
- Что с тобой, скажи мне, почему ты молчишь? – потребовала она.
Он стал что-то сумбурно объяснять – уже слишком поздно, а ему в половине пятого вставать, завтра важная встреча в Москве, и если он не поспит… Он скоро снова прилетит, еще до Нового года, а уж после Нового года… будет много свободного времени, никаких дел, можно будет встречаться сколько угодно… ходить в кино, кафе, ночные клубы, непременно зайти к ней в гости…
Не дослушав, она молча развернулась и пошла от него прочь. Проследив, как она, дойдя до конца арки, повернула вправо, Андрей медленно побрел в сторону проспекта Ленина. Снег все шел по-прежнему и исчезал на лету, и в снегу клубилось и пропадало все, что знал Андрей и что было ему дорого до тех пор. Он не спал всю ночь, и лишь тогда стал сожалеть, что не пошел к Тане, когда уже было явно поздно звонить и бежать к ней сломя голову. Он вспоминал ее лицо и в самолете, проснувшись от бесконечного сожаления, причину которого не сразу понял, – и только потом догадался, что этой причиной были мысли о Тане. Он вновь видел ее – сквозь снег, и метель, и безмолвный грохот своего потрясения.
Очень часто Андрея посещала непонятно откуда взявшаяся уверенность, что в дальнейшем он будет жить не здесь и не так – такие мысли могло придти к нему в любой обстановке, среди каких бы людей он ни находился. Он всегда был готов к переменам, хотя бы перемен и не предвиделось; и ему не было жаль покидать тот круг товарищей и знакомых, к которому он успевал привыкнуть. Он думал иногда, что это постоянное ожидание не зависело ни от внешних условий, ни от любви к переменам; это было чем-то врожденным и непременным и, пожалуй, таким же существенным, как зрение или слух. Но существовала неуловимая и необъяснимая связь между напряженностью такого ожидания и другими впечатлениями, доходившими до него извне. В аэропорту он услышал рядом с собой грузинскую речь, и одновременно с этим почувствовал холод в спине и ощутил твердую уверенность в том, что очень скоро поедет в Сухуми, встретится с Бараташвили, увидит горы. Он видел двух грузин словно не здесь, возле стойки регистрации, а в ресторане на Сухумской горе. Это были иностранцы, люди другой национальности, принадлежащие другому миру, в который Андрею не было доступа. Но вдруг, на какое-то мгновение, ему показалось, что это не так. Как рыцари и дон-жуаны стремились ко всему новому и неизведанному, чужое в их мечтах всегда было своим, а свое в мыслях казалось дальше, чем то – заветное чужое; так и Андрею вдруг подумалось, что ему должны принадлежать горы, море, и внушительное домовладение в непосредственной близости от этого природного великолепия. Ведь Василий уехал туда строить свой рай на земле, почему его друг Андрей не может сделать то же самое?! И когда он думал об этом, все представлялось ему неверным и расплывчатым, как тени, движущиеся в дыму. И от таких напряженных, но произвольных его представлений он обращался к тому, что видел вокруг себя, и к более близкому знакомству с людьми, его окружающими. Само собой получалось, что когда Андрей чувствовал уже приближающуюся необходимость покинуть их и, может быть, никогда потом не увидеть, в момент сосредоточения внимания на них он замечал чаще всего их недостатки и смешные стороны и не замечал их достоинств. Критическое отношение к ним росло, а искусство воспринимать и понимать утрачивалось.
В Татьяне оставалось нечто недосказанное, и, хотя Андрей знал, что это недосказанное должно быть просто и обыкновенно, он все же невольно создавал себе иллюзии, которые не появились бы, если бы ничего недосказанного не осталось. Его фантазия была приучена к слишком усиленной и напряженной работе, – и раз начавшись, эта работа продолжалась, и он не всегда мог ее остановить. Обычно это происходило перед сном, и это, собственно, помогало засыпать. Стоило подумать о чем-то конкретном, сон снимало как рукой. И его мысленному взору предстал большой дом в горах, окруженный вековыми соснами, черный лимузин, поджидающий хозяина у входа, дорога-серпантин, по которой приятно прокатиться, особенно если едешь навстречу морю. И этот легкий и хрупкий мираж со временем стал разрушать законную и заслуженную привлекательность прежнего счастливого и спокойного существования.
В последние дни уходящего 2001 года Андрея связывал с тем вымышленным миром $5000-ный долг. Проблемы, как обычно, свалились все одновременно, включая идиотский обычай делать новогодние подарки, выплачивать премии; положение ухудшало то обстоятельство, что очередную прибыль в Экссоне было решено инвестировать в уставный фонд, а из кассы взять себе немного на карманные расходы. Впереди новогодние каникулы – две недели страна пьянствует, банки не работают, а если бы работали, никто не перечислит ни копейки.
Андрей разыскал Василия, позвонил, что называется, на тот свет, в лучший мир – только Василий в том раю приобрел дом не в горах, а на побережье. Он описал место, сообщил, что собирается укрупнять приобретенное жилище, завозит материалы. Что с долгом – да все нормально, правда, наличных нет, вот есть старая «девятка», если что. Андрей почувствовал себя неловко – ведь не вытерпел даже оговоренные «два-три месяца», этот срок Василий указал произвольно и не собирался его выдерживать. Он кредитовал волгоградского друга гораздо более крупными суммами, и на более длительные сроки. По понятиям следовало не надоедать ему, а подождать, пока тот сам не вернет $5000.
- Послушай, Василий, мне жутко неудобно, – виновато проговорил Андрей, устыдившись, что врывается с мирской суетой в оазис гармонии, – но я попал в такую засаду, мне бы перебиться до середины января, я не прошу все пять, хотя бы тыщонку, потом я тебе обратно отдам…
Выслушав, Василий повторил с кавказским спокойствием, что не располагает свободными деньгами, что касается «девятки», то отдаст это корыто даже не в счет долга, а просто так – стоит без дела, и если ее никто не заберет, то машина сгниет под забором. Продажа старых ведер не было для Андрея излюбленным занятием, но Максим неожиданно заявил, что сможет выручить за двухлетнюю, но уже изрядно потрепанную (судя по фото) тачку минимум $1500. У него действительно здорово получалось задвинуть по объявлению какой-нибудь ненужный хлам. И он мог извлечь прибыль там, где его родной брат Андрей обычно нес убытки.
Нужда правит миром, и наутро после весело проведенной в ТК «Балтийский» на Васильевском острове новогодней ночи Андрей отправился в аэропорт. В глубине души он понимал, что подписался на это дело только потому, что оно экстравагантно и безумно. Гнать из Абхазии машину сомнительного происхождения, непонятно с какими

Comments are closed.

stack by DynamicWp.net