Тане нравилось её новое жилище – как загородный дом, так и городская квартира святого Иосифа. В обоих местах просматривался диалог между старым и новым, от которого и то и другое выигрывает. Этот контраст особенно хорошо был виден в спальне, где одну из стен занимала огромная, 2,7х4,8 метра картина Гилберта и Джорджа. Довольно необычно было видеть Гилберта и Джорджа между плинтусом и лепным карнизом – как будто попадаешь в другое измерение. Тем более странным казалось наличие этой фриковатой постмодернистской работы в спальне старого седого полковника.
Он любил искусство. В его коллекции были работы Энн Хемилтон, Андреса Серрано, Ричарда Серра, Джозефа Альберса. На одной из стен прихожей разместилась композиция из четырёх флуоресцентных трубок работы Дэна Флэвина, а на другой – неоновое граффити Джозефа Кошута «Визуальное пространство неизмеримо».
Полы в доме были выкрашены под черное дерево или покрыты пробкой, а стены в гостиной обтянуты серой фланелью. Мебель в гостиной – в основном белая: Иосиф Григорьевич решил, что разнообразия форм и текстур будет достаточно. Здесь он поставил друг против друга два четырехметровых дивана в стиле Германа Миллера. Интерьер дополнял филиппинский деревянный столик XIX века, пара оттоманок Snoock Studio, на стенах – фотоработы художника Трэйси Моффата.
Пространство квартиры было достаточно обширным (четыре комнаты), мягким, живописным, гибким и приспосабливаемым. «В том числе, – думала Таня, – и к запросам детей».
Кабинет был обставлен мебелью Xavier Gelineau, выполненной в изысканном стиле ар-деко. Лаконичность изгибов, геометрические узоры мебели и светильников, причудливые образы животных, в форме которых выполнены аксессуары интерьера – всё это создавало неповторимую и изысканную обстановку кабинета.
Во время уборки, вытирая пыль с рабочего стола Иосифа Григорьевича, Таня наткнулась на толстую рабочую тетрадь, чей замусоленный вид наводил на мысль о вагончике сторожа автостоянки или подсобки кладовщика, и здесь в роскошной квартире влиятельного бизнесмена этот гроссбух смотрелся немного неуместно. Она из любопытства раскрыла, пролистала несколько страниц. Там были таблицы учета ежемесячных платежей фирм, которых прикрывал Иосиф Григорьевич. По вертикали одна под другой шли названия организаций, вверху по горизонтали – месяцы. В соответствующих графах указывалась сумма и дата конкретного платежа с галочкой. Таня отыскала Совинком и от удивления ахнула: Андрей платил больше всех – аж 150,000 рублей!
Позже, когда пришла мама с двумя сумками покупок – приготовления к свадьбе были в полном разгаре – Таня рассказала о своём открытии.
- Вот так – забочусь о тебе, о твоём будущем! – торжествующе объявила Арина.
- ?!
Пока Таня собиралась – им нужно было объехать массу магазинов – Арина рассказала, как год назад предложила своему другу Иосифу Григорьевичу взять под опеку Совинком, фирму Андрея, и с тех пор старый седой полковник буквально задавил Андрея чрезмерно горячей дружбой.
Таня вспыхнула:
- Ты подставила Андрея?!
- Что значит «подставила»? Я его поручила заботам доброго и справедливого аксакала, к которому коммерсанты обращаются за советом.
- У меня сложилось впечатление, что святой Иосиф – рэкетир, – возразила Таня. – Для него фирма Андрея – прямо мечта вымогателя. Андрей платит больше всех.
Они находились в гостиной, и Арина жестом предложила присесть на один из масивных диванов. Она сказала:
- Андрей тоже не ангел. В тот год, когда мы с ним впервые столкнулись в судебно-медицинском морге… теперь я могу это спокойно тебе сказать: Андрей вскрывал папу Витю…
Таня обомлела: «Андрей… папу…»
Арина объяснилась.
- Он работал санитаром и наш папа поступил в судмедэкспертизу в его смену. И Андрей из-под носа милиции выдал мне вещи, которые не полагалось выдавать до конца следствия. Так мы познакомились. В общем к чему это я… да, потом уже дядя Юра сказал, что твой… бывший парень промышляет… выставяляет коммерсантов на деньги… вместе с неким Трезором – тоже «офисный» работник. Совинком создавался усилиями двоих компаньонов, которых Андрей обоих кинул, а фирму прибрал к рукам. Один из них странным образом погиб на день рождения Андрея три с половиной года назад – ты этот день должна хорошо помнить, это тот самый день, когда ты ему сделала роскошный подарок… С тех пор он так и не возлюбил ни Господа, ни ближнего своего. Так что ты за Андрея не переживай. И как они с Иосифом поладят – это их мужские дела. Пора бы тебе уяснить, что нельзя ко всем подходить с одной меркой. Чем больше ты заботишься о своих близких, тем меньше тебя остаётся для других. А самые заботливые вынуждены совсем скверно относиться к чужакам. И наоборот: чем больше человек работает для блага человечества, тем больше страданий причиняет своим близким. Кто не с нами, тот против нас – вот что должно двигать нашими поступками. А Андрей для тебя стал чужим.
И тут Тане стало страшно: оба её мужчины были с характером, достаточно экстраординарны, они представлялись ей таинственными и полными неожиданностей, при странном безразличии ко многим вещам они удивляли её своим упорством и невероятной целеустремленностью в тех областях, которых она не понимала. Даром что похожи внешне. И непонятно, чем закончится их поединок – неизбежность оного Таня только что осознала. И вынуждена была признаться себе, что сильно переживает за Андрея, и ни капельки – за Иосифа.
***
Объехав магазины и сделав необходимые покупки, Арина вернула дочь в её новый дом, на квартиру святого Иосифа, а сама поехала к нему в офис обсудить детали предстоящей свадьбы.
«Всё краше пляшем», – неприязненно подумала она, разглядывая старого седого полковника – этакий Афиша-boy в блестящей рубашке-хамелеоне, переливающейся всеми оттенками сиреневого, синего и серого; и слушая, как он пересказывает дурацкие шутки из интернета, гогоча как подросток, вернувшийся с волнующей автобусной экскурсии, на которой ныкал пиво и тайком целовался. Куртуазный маньяк с мальчуковым уклоном. На самом деле, когда Арина только узнала о беременности Тани и решила замутить интригу со святым Иосифом, то сильно сомневалась, считая, что у него слишком много реалистического чутья для того, чтобы не впасть в ту или другую ошибку.
Сейчас, придя к нему, Арина решила для начала выспросить за Андрея Разгона. Не то чтобы она испытывала жалость к вероломному соблазнителю, просто боялась, что в случае серьёзных неприятностей Таня бросится его спасать и совершит действия, которые ей повредят.
- На Совинкоме хозяйничают дети лейтенанта Давиденко! – бросила Арина с ходу, присаживаясь за приставным столом напротив старого седого полковника.
Он живо откликнулся:
- Дело подходит к логическому концу, а как ты хотела?
- Твои шестерки не потянут этот бизнес. Без Андрея дело рухнет. То есть будет некая структура, компания, но ты не будешь с неё получать прежние сто пятьдесят тысяч… точнее твоя семья перестанет получать сто пятьдесят тысяч в месяц.
- Ответ такой: дело принимает серьёзный оборот, а у меня совсем другие планы, – нудно затянул старый седой полковник. – Я чувствую, что меня с этим Совинкомом тянет в черную дыру, а я не хочу терять той легкости, которая мне сейчас так нравится. Зарекаться не стану, но шансы у Андрея Разгона невелики. Ему придётся покинуть Волгоград.
Неодобрительно выслушав, Арина сказала:
- Он является всем, что хоть чего-то стоит в Совинкоме.
- Да, Арина, был всем, но сейчас у него начались проблемы с эго. Его представление о самом себе не соответствует реальности.
Она запротестовала:
- Здесь ты пристрастен. Это что: соперничество, ревность?
- А хотя бы и так – что с того? Даже если я хочу его хлобукнуть – имею право! – в эти слова старый седой полковник вложил немало накопившихся у него эмоций и чувств, в числе которых были и соперничество, и ревность.
Они обменялись долгим проникновенным взглядом. Уже на исходе их интимных отношений она поднимала неудобные темы – например, о том, как течет время – а кого это может порадовать? И сейчас, выдавая дочь замуж, продолжает в том же духе. Волчий взгляд и кривая ухмылка старого седого полковника свидетельствовали о том, что пленных брать он не намерен. Поняв друг друга без слов, зять с тещей приступили к обсуждению того, что было необходимо обсудить перед свадьбой.
Когда она ушла, унося в сумочке пачку полученных на расходы банкнот, Иосиф Григорьевич внимательно задумался. Он считал отношения с Андреем невосстановимо разрушенными. В течение последней недели старый седой полковник полностью изменил своё отношение к Андрею Разгону. Указатель «друзья» сейчас переведен в положение «больше не друзья». Стало совершенно очевидно, что он не сможет спокойно смотреть на бывшего Таниного мужчину, общаться с ним, делать какие-то дела. Они, как в случае с бывшей женой и её хахалем, не смогут находиться в одном городе… а вот на остальной части земного шара они как-нибудь смогут разойтись. Особенно если Андрей отправится на лесоповал в Сибирь.
Нет, Иосиф Григорьевич не мог принять тот очевидный факт, что жизнь, сделавшая Таню такой прекрасной, коснулась её. Да, он любит свою невесту со всеми теми чувствами, привычками, с которыми она пришла к нему, со всем тем, что дал ей опыт, со всем тем, что дал ей Андрей Разгон… Да, Иосиф Григорьевич желал её с каждым днём всё больше и больше, желал во всём блеске её красоты и ума, независимую, искушенную, смелую, – а от этого она еще прекраснее и желаннее, – молодую женщину, чей выбор свободен, сознателен и разумен, он любил её такой, какая она есть, естественная и в то же время неестественная, и совсем не страдал оттого, что нет в ней ни детской чистоты, ни чахлой пресной невинности, которые в ней были бы противны, если бы вообще могли в ней быть. И как же нелепо обвинять того, благодаря кому она стала такой, – но Иосиф Григорьевич не мог корить себя за недостатки, ведь они часть него самого, а ему поздно себя самого в 52 года переделывать. Да чего уж там, он всегда недоумевал, как могут некоторые существовать в формате Парижской коммуны – я + она + все наши бывшие.
|
